XI. ЭВОЛЮЦИЯ СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ В ЦАРСТВОВАНИЕ АЛЕКСАНДРА III

Пётр Бицилли

web | У истоков русской общественной мысли

В 1885 г. в Народной воле была помещена статья, содержащая в себе характеристику тогдашних общественных настроений. "Русская интеллигенция переживает в настоящую минуту небывалое критическое состояние. Политическая реакция, начавшаяся с конца 60-х годов, достигла с воцарением Александра III ужасающих размеров и трудно предсказать до каких пределов она дойдет, если не будет остановлена в своем шествии... И в такую эпоху, когда критическая мысль должна была бы вдвое сильнее работать, когда пламя негодования должно было бы рваться из каждой груди с неудержимой силой, в такую эпоху царствует полнейший умственный разброд, хаос самых противоречивых мнений в элементарнейших вопросах общественной жизни. Пессимизм личный и общественный, с одной стороны, религиозно-социальный мистицизм - с другой, заменили сознательность и веру как в обществе, так и в молодежи. Даже в революционной мысли замечается какое-то метание из стороны в сторону: тенденции германских социал-демократов и сентиментальные вожделения слияния с народом в то время, когда на целой стране лежит печать оцепенения". И как бы забывая о только что сказанном, автор статьи продолжает: "Русский народ накануне великих событий: старый режим в лице его могущественнейшего фактора самодержавия идет быстрыми шагами к окончательному разрушению, и наряду с этим все общественные силы слились в одном желании - свергнуть деспотизм и установить новый порядок". России выпала доля первой в Европе совершить радикальную социальную революцию: "Все призывы к социальной революции в континентальных государствах Западной Европы (преимущественно в Германии и Франции) ... оказались пока совершенно бесплодными только потому, что консервативная крестьянская масса, воспитавшаяся на институте частной собственности, еще совершенно индифферентна к социализму и абсолютно к нему неподготовлена". Исключение составляет Англия, где крестьянство обезземелено, так что Англия "стоит гораздо ближе к аграрному перевороту, чем страна мелких собственников Франция, или социалистическая Германия". В ином положении находится Россия, "где крестьянская масса поголовно проникнута принципом принадлежности земли всякому обрабатывающему ее и где общинное владение ею есть исконный принцип ее исторической и современной жизни. Если Россия далека от сознательного социалистического идеала, то к рациональному, справедливому общественному пользованию величайшим экономическим фактором - землей, она вполне подготовлена". Поэтому "нам нечего опасаться доктринерских беспокойств наших олимпийцев из прекрасного далека (автор имеет в виду группу русских эмигрантов - Плеханова, В. Засулич, Дейча, Аксельрода, примкнувших к социал-демократам марксистского направления), что аграрные реформы, хотя бы и совершаемые народом и ради народа, являются лишь временным улучшением и отдаляют нас от правоверного социалистического идеала".

Людям трудно расставаться с тем, что было долгое время их символом веры, в особенности тем, кто берет на себя роль руководителя общественного мнения, - сознаваться перед обществом в своих ошибках. Между тем и многим из народников, главным образом тем, которые от "хождения в народ" перешли к "житью в народе", жизнь открыла глаза на необоснованность народнического мифа о русском крестьянине, как коммунале по природе, об его приверженности к общинному строю. Они поняли, что "общинное владение" - этот "исконный принцип" русской жизни - на самом деле - результат режима круговой поруки, коллективной ответственности сельского населения при уплате податей помещикам и государству. Круговая порука не была отменена и после освобождения крестьян, что означало, что крестьянин фактически продолжал быть прикрепленным к земле: крестьянин не имел права выйти из своей общины иначе, как с ее согласия и откупившись от своих обязательств по отношению к ней. Этот режим тяготил крестьянство. Формально, принцип общинного землепользования, периодического размежевания земель в соответствии с численностью каждой крестьянской семьи, как будто все же обеспечивал каждому крестьянину прожиточный minimum. Но, во-первых, рост населения сам по себе уже делал крестьянские наделы все более и более ничтожными; и во-вторых, в каждой общине решающую роль играли наиболее зажиточные люди: принцип равенства далеко не соблюдался при разрешении сложных вопросов, связанных с процедурой размежевывания. Процесс социальной дифференциации крестьянства, начавшийся уже давно, зашел далеко и шел убыстренным темпом тогда, когда элементы денежного хозяйства вытеснили почти без остатка элементы натурального и в крестьянской среде: теперь не только "барин", или мещанин-ростовщик, но и свой же брат-крестьянин мог стать эксплуататором своих собратьев по общине, "кулаком".

Вера в общину связывалась в сознании народников с верой в артель, товарищество рабочих, ремесленный цех. Но одновременно с разложением общины произошел распад и артели. Артель перестала быть кооперативным союзом, основанным на принципе равенства. Артельщики стали наемными рабочими, зависящими от своего хозяина-подрядчика.

Всe это вместе было усмотрено и показано некоторыми писателями-"очеркистами" 80-х годов, с наибольшей выразительностью талантливейшим из них Глебом Успенским. Михайловский и другие представители ортодоксального народничества не позволяли себе согласиться с этим, заставляли себя верить в "народовольческий" миф. Но они уже не были выразителями настроений широких кругов интеллигенции, даже радикально настроенные люди новых поколений отходили от них.

Культ "малых дел" был обусловлен далеко не только тем, что делать "великие дела" не было возможности. Надо принять во внимание эволюцию структуры тех общественных слоев, из которых в большинстве случаев вербовались кадры "интеллигенции". Я уже говорил о распространении образования в России, начиная с эпохи великих реформ, о повышении спроса на образованных людей. Развитие в этом направлении пошло убыстренным темпом вперед при Александре III - в связи, во-первых, с усовершенствованием административного аппарата, а во-вторых, и это главное, - с развитием капиталистического хозяйства, с финансовой политикой правительства, связанной с его внешней политикой. Ключевский назвал Александра III "царем-миротворцем". Но мир, который Александр ІІІ обеспечивал Европе, был "вооруженный мир". Равновесие великих сил было необходимо для экспансии России в направлении Дальнего Востока и Средней Азии, что непрерывно угрожало опасностью конфликта с Англией, а также для предотвращения гегемонии Австрии на Балканском полуострове, вообще для недопущения преобладания в Европе Тройственного союза, заменившего собой недолгосрочный "Союз трех императоров". В период необычайных успехов в области техники недостаточно было удовлетвориться численным перевесом русской армии над всеми прочими: необходимо было поставить ее и с точки зрения ее подготовленности в этом отношении наравне с ними, а также принять меры, обеспечивающие возможность быстрой общей мобилизации и передвижения воинских частей. Известно, что военная реформа - всеобщая воинская повинность, сокращение срока действительной службы, образование запасных кадров - была проведена последней - в 1874 г. В 60-х годах и в начале 70-х в России еще не существовало железнодорожной сети, которая бы связывала все ее области, что делало невозможным быструю мобилизацию запасных частей. Еще и в 80-х годах Россия была отсталой по сравнению с западными государствами в этом отношении. Кроме этого, империалистическая политика обуславливала необходимость создания значительного по своей силе военного флота. Все это заставило правительство заботиться о развитии тяжелой индустрии, а вместе с тем - об увеличении кадров, специалистов во всех соответствующих отраслях деятельности: инженеров, техников, артиллеристов, офицеров инженерных частей и т.д., и т.д. Это - во-первых. Во-вторых, судебная реформа повлекла за собой увеличение спроса на людей с высшим юридическим образованием, как несущих государственную службу в судебных учреждениях, так и адвокатов. Адвокатура стала выгодной профессией со времени развития капиталистического хозяйства и установления прочных экономических связей между отдельными областями России и тем самым - роста значения кредитных сделок, чем, разумеется, обусловливалось учащение всякого рода, и все более сложных, гражданских процессов. Экономический прогресс, прилив иностранных капиталов в Россию путем внешних займов привели к тому, что государственная служба оплачивалась несравненно выше, чем это было до периода великих реформ. Теперь уже рядовой чиновник не имел ничего общего с гоголевским Акакием Акакиевичем или Макаром Девушкиным Достоевского, своего рода пролетариями.

Следствием всего этого было коренное изменение облика русской интеллигенции. Для первой половины ХІХ-го века понятия "образованные люди" и "духовная élite" можно считать почти всецело совпадающими. Культурный человек - это был или "барин" типа английского "country gentleman", желавший сочетать в своей жизни "otium cum dignitate", или разночинец, добившийся образования ради образования, хотя он был почти уверен, что никаких выгод это ему не принесет, напротив, обречет его на полунищенское существование. Теперь получить университетский диплом значило открыть себе дорогу, чтобы "выйти в люди", "сделать карьеру". Современники с горечью отмечали, как часто бывало, что люди, в молодости участвовавшие в студенческих кружках, проявлявшие себя как либералы, социалисты, затем, окончив университет, становились вполне "благонамеренными" чиновниками, забывали о том, что было предметом их увлечений, мечтаний, или, во всяком случае, даже если оставались верными своим идеалам, удовлетворялись "малыми делами".

Однако, всего до сих пор отмеченного недостаточно, чтобы объяснить себе то "затишье", которое наступило в России в первую половину царствования Александра III. Укажу еще одно условие, на какое до сих пор не было обращено внимание, а именно на значительные перемены в области высшего образования. Во-первых, все большая специализация, в силу чего "среднему человеку", получавшему в высшем учебном заведении необходимый для избранной им для себя "карьеры" запас знаний, труднее чем прежде было добраться до целостного мировоззрения. Во-вторых, - о чем была уже речь - то, что наряду с естественными науками одно из первых мест получила юриспруденция. В 60-x годах "мыслящим человеком" считался почти исключительно естественник, потому что естественные науки признавались единственными "положительными", т.е. подлинными науками. Этого рода науковерие теперь уже было преодолено: человек мог надеяться войти в ряды "интеллигенции", выработать свое мировоззрение, и отдаваясь гуманитарным наукам, в первую очередь юридическим. Легко понять, что это способствовало распространению в широких кругах интеллигенции конституционно-либеральных настроений и убеждений, положительному отношению к принципу частной собственности, как необходимому условию для обеспечения личной свободы, отрицательному отношению к анархизму, одним словом, зарождению до сих пор чуждого России "буржуазного духа", что, конечно, было в неменьшой, если не большей мере, обусловлено самим фактом формирования в России буржуазии в западноевропейском смысле этого слова, общественной категории, по своему культурному уровню резко отличавшейся от "мещанства", хотя "буржуазный" дух принято было все же прозывать "мещанским духом". Точнее говоря, "буржуазный дух" считался одним из проявлений "мещанского". Термины "мещанство", "мещанский дух" употреблялись в более широком значении: под них подводилось все, что свидетельствовало об отходе от традиционного экстремизма, максимализма, об угасании революционных настроений.

© Пётр Бицилли
© Галина Петкова - публикация, редакция и комментарий
=============================
© Электронное издательство LiterNet, 26.09.2005
Пётр Бицилли. У истоков русской общественной мысли. Варна: LiterNet, 2005