|
Настройки: Разшири Стесни | Уголеми Умали | Потъмни | Стандартни
У-У... Маленький фельетон Надежда Тэффи В квартире очень холодно. Илья Иваныч Овечкин говорит, что это из-за угля холодно. Что дрова несут жар в комнату и печку калят, а немецкий уголь наоборот все тепло в себя вбирает и в трубу выпускает. Фамилия Ильи Ивановича, собственно говоря, Овечкин, но он велит писать ее через ять, чтобы показать, что он происходит не от овцы, а от вечности. По-немецки пишет себя von Owetschkin, хотя на особый почет не претендует. На квартирный холод Илья Иванович очень обижается и говорит, что немецкие дома такие холодные, что когда идешь по улице, так чувствуешь, как от домов дует. - А если, - говорит, - два больших дома приходятся друг против друга, так между ними сквозняк. Квартира у Ильи Иваныча состоит ровно из одной комнаты, и та вся утыкана рогами. Хозяин квартиры был очевидно в свое время лихим охотником и настрелял множество ланей и серн, и с каждой убитой головы спилил верхушку черепа с рогами и наколотил на стену. Шестьдесят восемь пар рогов. Анна Петровна, жена Ильи Иваныча, первое время волновалась: - Прямо нечистая сила со всех стен прет. Потом обжилась и привыкла. А Илья Иваныч, однажды вернувшись поздно домой и не нашарив сразу выключатель, сильно забодался. Живут Овечкины тихо. Играют после обеда в дурака. По утрам волнуются - как стоит франк, не прыгнул ли доллар, хотя ни франков, ни долларов у них давно нет - все обращено в марки. Выбран был самый скверный момент, и скудный запас валюты разменян. Естественно, что в скверный момент человек и рассуждает скверно. - Чего тут еще ждать! - рассуждал Илья Иваныч. Может, завтра еще хуже будет. Ну-ка благословясь... Благословясь и ухнули. Когда знакомые укоряют их за легкомыслие, они загадочно поджимают губы и говорят: - Ничего еще не известно. Одни наши знакомые знакомы с женой одного банкира, так та говорит, что именно так даже многие банкирские дома поступают. Возьмут да все не вовремя и продадут. Лопнут? Ну так что ж? Так только профаны рассуждают. Вечером идут греться в кинематограф. Там хорошо - тепло, уютно, музыка играет. Если очень зазяб, можно два сеанса просидеть - в два-то уж непременно распаришься. Следить за экраном трудно. Надписи по-немецки и скачут так быстро, что Илья Иваныч иногда только первое слово разобрать успеет, а они уж и готово. - Зи, нет не Зи. Фи. Фибер... Что это за Фибер? Фамилия, что ли? Ах черт, уже и переменили! Сюжеты запутанные. Анна Петровна, как женщина, более юрка мыслью. Скорее соображает. - А вот и тетка явилась, - говорит Илья Иваныч, выпуча глаза на экран. - Это не тетка. Это наоборот Эльзин жених. - Жени-их? Ну, теперь-то я и сам вижу, что жених. А то в пальто брюк не видно. Мелькает, мелькает в глазах. Ноги, слава Богу, тоже согреваются. - Леденцы не забыла? - Нет. Вот. Бумажку только не забудь развернуть. Тепло. Музыка играет тихо, точно в калошах... Надо бы купить, а то сыро. Сколько могут стоить калоши?!... если за один франк дают тысячу марок... то есть... финский доллар. - Дззбан! - грохнул барабан. - А? Ффу! Задумался и пропустил. Но показать перед Анной Петровной неловко, что просто задремал. Лучше свалить все на немцев. - Какие пьесы у немцев дурацкие! Смотри-ка - почему эта девица в голом везде, будто индусска. - Так она же и есть индусска! Это ее национальный костюм. - А почему же она раньше-то в европейском платье ходила? - Когда? - Да когда на пишущей машинке писала. - Она? На машинке? - Ну конечно! Когда еще к ней толстяк с цветами подсыпался... - Господи! Да ведь это другая пьеса была, комедия. А теперь идет драма из индусской жизни в джунглях. - Значит, та уже кончилась? Чего же они, дураки, не объявляют, как-нибудь поосновательнее... Человек не обязан все сам соображать. Кончился сеанс. На улицах темно, мокро, от почерневших домов дует. Морской ветер - сырой и рыбой пахнет. Удивительная страна - континент, а ветер развели морской. Ху-у-до нам! Ску-уч-но нам! У-у!
© Надежда Тэффи Други публикации: |