|
Настройки: Разшири Стесни | Уголеми Умали | Потъмни | Стандартни
КАРАНДАШ Надежда Тэффи В Совдепии совсем нет бумаги. Не на чем печатать пресловутые декреты. Многого там нет. О многом должно быть уже и забыли. Помню я одну из последних радостей моего совдепского жития: мне подарили карандаш. Самый простой карандаш Фабера номер второй. Но тогда это была уже большая редкость, давно не виданная. - Какая прелесть! - говорила я, рассматривая подарок. - Какое чудесное душистое красное дерево! А графит, смотрите, какой ровный: ровный, круглый - точно он таким рождается. - Это не графит, а свинец, - поправил подаривший. - Разве? А по-моему графит... - Не знаю. Мы ведь вообще ничего не знаем. Вот, может быть, видим эту штуку последний раз. Всю жизнь была она с нами, каждый день вертели ее в руках и почти не видели. И называется так диковинно - "карандаш". Что за "карандаш" такой? Откуда такое слово? Никто, вероятно, и не знает. Вот жил такой карандаш всю жизнь с нами. И не замечали мы его. А какой красивый - ровный, шестигранный, полированный, удобный, приятный. В сущности, мы, наверное, каждый раз испытывали удовольствие от общения с ним. Тайное, неосознанное и неотмеченное. Как мы вспомним его, когда его не будет? Была такая чудесная палочка с непонятным названием. И ничего мы о ней не знали, кроме того что она "карандаш". А кто ее выдумал, из чего сделал, почему так назвал - ничего не знаем и не вспомним. Телеграфы и телефоны, и машины, и паровозы - этого мы не забудем. Это так называемые большие "чудеса современной техники". Как их забудешь - они мир двигали. А вот бумага - простая писчая бумага - задумывались ли вы когда-нибудь над нею. Из чего она сделана? - Из тряпок, из дерева, право не знаю - смотря какая, - отвечала я. - И я не знаю. Из чего, как, кто выдумал? А какая чудесная вещь! Взгляните: белая, гладкая, почти не имеет третьего измерения - такая тонкая. Сделана, говорите вы, из дерева, из какой-нибудь бурой корявой сосны. Разве это не чудо? И главное - до чего красиво! Разве не было для нас для всех тайной радостью дотрагиваться до этих гладких шелковистых листов. Мы-то привыкли, не чувствовали, что это радость. А случалось вам видеть, как мужик в деревне развертывает листок газеты, или письма, с каким благоговением ощупывает заскорузлыми, плохо гнущимися пальцами тонкую гибкую полоску почти без третьего измерения. Вот, может быть, скоро не будет бумаги - наглядимся, налюбуемся, нарадуемся на нее, пока есть. А имя у нее тоже какое странное - "бумага". Откуда это? Он подумал и продолжал: - Странная была жизнь. Все время нас радовали. Только и делали, что радовали, а мы и не замечали этого. Каждая пуговица вашего платья из кожи вон лезла, чтобы быть красивой. Самая мелкая ерунда - ушко у иголки - ну какие к нему можно предъявлять требования? Лишь бы нитка влезла, вот и все. Так ведь и эта, самая ничтожная из ничтожных, деталь нашего обихода считала своим долгом хоть позолотиться что ли вам на радость. Или какая-нибудь пыльная тряпка, которая фабриковалась-то именно для этого самого унизительного дела - вытирать собою пыль - и та не отказала себе в возможности украситься каким-то красным бордюрчиком с бурыми квадратиками - а все для вас, для вашей радости. И видели-то вы ее может быть раз в год, когда зазевавшаяся прислуга забывала ее в углу на этажерке, и вы сердито швыряли ее ногой в коридор; а вот для этого самого момента и разукрасили ее на фабрике: художник сочинял рисунок - красивый бордюрчик с бурыми квадратами, мастер подбирал краски, и, если своих подходящих не находилось - выписывал их из-за границы, хлопотал, платил пошлины, прятал проект от конкурентов. А потом ткачи работали, высчитывали нитки, чтобы тряпка вышла не какая-нибудь, а рисунчатая, потом рабочие бастовали, потом их усмиряли, и все для того, чтобы удалась пыльная тряпка отечеству на славу, нам на утешение. - Стекол скоро совсем не будет. Половина окон в городе досками забита. Во время революций больше всего стекла страдают. Теперь, говорят, в России стекла хватит ровно на один переворот, и кончено. Будем жить без стекла. Сначала трудно будет, потом привыкнем и забудем, что за стекло такое было. Начнем вспоминать, детям рассказывать: твердое, прозрачное, финикияне выдумали; все через него видно, а насквозь пройти не пускает. Прямо чудо из чудес. Дети послушают и перестанут нас уважать - зачем врем без толку. Сколько неисчислимых радостей было у нас! Сколько чудес! Зонтики, зубные щетки (их давным-давно уже нет!), спички (и их нет). - Спички - это были такие чудесные палочки. Если потрешь эту палочку о шершавую поверхность, то на конце ее появлялся огонь. Из этой маленькой палочки каждый мог добыть и свет, и тепло. В каждой жил сухой огонек. Кто хотел, мог хоть полный карман набить себе таких огоньков. Люди носили огоньки с собой в коробке, и никто не удивлялся - скучно жили, не понимали своей радости... Вот живу теперь в стране больших и малых чудес и снова привыкла к ним, и не чувствую, что в них радость. Только когда вижу карандаш, простой карандаш номер второй, вспоминаю я о том моем совдепском последнем и думаю: - Какой ты красивый, шестигранный, душистый! Как можно не замечать тебя и всех тех милых маленьких чудес, которые живут с нами и радуют нас, и умирают там в Совдепии. Неужели уже забыли тебя там, и дети только во сне вспоминают удивительное имя твое - "ка-ран-даш"!
© Надежда Тэффи Други публикации: |