Глава пятая.
Диалектика национального и интернационального

5.3. БЕЛОРУССКИЕ ОБРАЗЫ И РЕМИНИСЦЕНЦИИ В БОЛГАРСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
("Чужое вмиг почувствовать своим")

Роза Станкевич

web | Янка Купала...

Сегодня внимание исследователей акцентируется не столько на проникновении, распространении и усвоении одной литературы, одного автора, одного произведения в иноязычной среде, сколько на том, что литературная рецепция, стимулируя общенациональное литературное развитие, приобщает широкий читательский круг к произведениям мировой литературы и таким образом придает международный характер литературному процессу.

"Национальное начало литературы, - писал И. Р. Бехер, - определяется, наконец, и тем, в какой мере она восприняла, переработала и творчески развила национальное начало других литератур. В выборе того, что она усваивает из литературы других народов, сказывается ее собственный характер и определяется, подлинно ли он национален... Создание высокой культуры перевода способствует росту данной национальной литературы и осознанию ее своего национального характера" (Бехер 1981: 93).

В процессе перевода путем синтеза национальных особенностей двух народов, представленных автором и переводчиком, возникают новые художественные формы, раздвигающие национальные границы литературы. Вот почему, говоря о "мировой литературе", великий немецкий писатель Гете настойчиво подчеркивал мысль о том, что опыт всех национальных литератур становится достоянием каждой отдельной литературы.

Художественный перевод является всегда импульсом в деле культурного сближения народов, установления между ними дружбы и взаимопонимания. Приобщая родную литературу к высоким достижениям мировой культурной традиции, перевод расширяет ее горизонты, умножая ее возможности, оказывая при этом свое плодотворное влияние на ее развитие. Он, в прямом смысле слова, является лабораторией выработки национального литературного языка, выплавки всего богатства его художественных форм.

Благодаря творческим удачам своих проникновенных интерпретаторов, творчество классиков Беларуси перешагнуло через "мост" дружбы и поэтического братства в духовную сокровищницу болгарского народа. Воспринимая белорусскую поэзию, болгарская литература дает ей новую "прописку". Именно посредством переводов болгарская литература, несомненно, "перерабатывала", творчески "усваивала" и "включала" произведения белорусских классиков в свой живой ритм.

Мы не случайно привели высказывание И. Р. Бехера, который выделяет особую роль "культуры перевода", способствующую "собственному росту" воспринимающей его национальной литературы. В связи с этим следует сказать, что переводы произведений Янки Купалы, Якуба Коласа и Максима Богдановича становятся фактом литературы (в данном случае, болгарской), обогащая ее и развивая ее творческие горизонты.

Какими путями конкретно расширяются творческие горизонты современной болгарской литературы, воспринимающей творчество белорусских поэтов?

В многогранном процессе рецепции немаловажное значение имеет и тот факт, что, воспроизводя, сопереживая, идя за вдохновением переводимых авторов, болгарские переводчики испытывали влияние их поэтики. Переводчик-творец не может "не переносить на свою творческую почву" то, что почерпнуто в опыте художника, которого он старается донести до своего читателя (Огнив 1970: 186).

При внимательном изучении оригинального творчества болгарских поэтов-переводчиков прослеживается известная его идейно-художественная близость к поэзии белорусских авторов. Тональность ряда стихотворений Млада Исаева, Ангела Тодорова, Андрея Германова, Найдена Вылчева, Пырвана Стефанова, Ивана Давыдкова, Стефана Поптонева, Николая Антонова, Христо Попова, Янко Димова и Зои Василевой напоминает лирику Янки Купалы, Якуба Коласа и Максима Богдановича.

Естественная, интимная связь с природой, бережное отношение к национальному прошлому как характерные черты для поэзии белорусских классиков очень ощутимы в собственных произведениях болгарских переводчиков: "Родина" ("Родина"), "Родословна" ("Родословная"), "Моите корени" ("Мои корни") Младена Исаева; "Мост", "Гнездо в тревата" ("Гнездо в траве"), "Към бъдещето" ("К будущему"), "Планински поток" ("Горный поток"), "Нива", "Камбаните на съвестта" ("Колокола совести"), "Белоруски снегове" ("Белорусский снег") Андрея Германова; "Целият в слънце, в звезди" ("Весь в солнце, в звездах... "), "Хубаво ми е сутрин в полето" ("Мне хорошо в поле утром"), "Зимна гора" ("Зимний лес"), "За себе си" ("О себе"), "Беларуска зима" ("Белорусская зима"), "Беларуски календар" (" "Белоруски календарь"), "Преразказ на баларуска партизанска песен" ("Перерассказ белорусской партизанской песни") Найдена Вылчева; "Твоите корени" ("Твои корни"), "Черен хляб" ("Черный хлеб"), "Беларуски пейзаж" ("Белорусский пейзаж"), "Беларуското село Хатин" ("Белорусская деревня Хатынь"), "Вечерна песен" ("Вечерняя песня") Ивана Давыдкова; "Стряха" ("Стреха"), "Рефрен" ("Рефрен"), "Снимка" ("Фотография"), "Пленени оръжия" ("Плененные оружия"), "Възкресение" ("Воскресение"), "Благослов" ("Благословляю") Стефана Поптонева; "Бела вежа" ("Белая вежа") Христо Попова; "Две песни за Минск" ("Две песни о Минске"), "Катедрален събор" ("Кафедральный собор") Зои Василевой.

Образ Беларуси в стихах болгарских поэтов-переводчиков несет в себе элементы поэтики Янки Купалы, Якуба Коласа и Максима Богдановича: для Ангела Тодорова Белоруссия - это "край, където живял е Колас и песни пял е Купала" (край, где Колас жил, и песни пел Купала), "където сред гори Березина се вие" (где меж лесов Березина вьется); для Стефана Поптонева - "момиче с коси от лен" (девушка с льняными волосами), словно "заколдованная береза", Беларусь для него - "бяла балада" (белая баллада), "древна земя и красавица руса" (древняя земля и красавица русоволосая), "магия" (магия); для Найдена Вылчева - "млада невеста с кобилица, която вечно ще върви" (молодая невеста с коромыслом, которая идти будет вечно вперед), ассоциируется с индивидуально-купаловским образом "Беларусь, як нявеста".

Из белорусского поэтического арсенала перешли в оригинальное творчество болгарских поэтов: образы "гуслей", "жалейки", "кукушки" и этот "бессмертный крик - я буду жыць, бо я мужык" (стихотворение "На родине поэта" Ангела Тодорова); "таинственность судьбы", вплетенная "в венки купальские", девичий венок, поплывший "стремительно вдаль" и "купальская ночь" ("Таинственность судьбы... " Пырвана Стефанова); солнце, звезды, заветы дедов и прадедов ("Весь в солнце, звездах..." Найдена Вылчева) и др. Образ кукушки-вещуньи ассоциируется с приходом весны в стихотворении "Пролетно поле" ("Весеннее поле") Найдена Вылчева; кукушка извещает о рождении нового человека, напоминает о том, что для счастья на земле достаточно иметь "песни и хлеб", "гордое чело" и "чистые руки" в "Закука кукувица" ("Закуковала кукушка") Стефана Поптонева; кукушки "куковали где-то песни свои" и с песнями "хлеб пекли крестьянки" в "Черен хляб" ("Черный хлеб") Ивана Давыдкова.

При более внимательном изучении творчества болгарских поэтов-переводчиков можно заметить то, что, пересоздавая на родном языке белорусскую классику, они одновременно учились художественному мастерству. Это позволяет нам наблюдать определенное влияние белорусской поэтики на оригинальные стихи Младена Исаева, Ангела Тодорова, Найдена Вылчева, Андрея Германова, Ивана Давыдкова, Стефана Поптонева, Янко Димова, Христо Попова и др.

И это неизбежно. Поэтический перевод - всегда особый вид творчества, при котором поэт-переводчик соприкасается с большой поэзией, становится соавтором классических произведений, что, несомненно, оставляет след в его оригинальном творчестве. Сами переводчики становятся посредниками и проводниками "токов мировой культуры" (И. Кашкин).

В своем исследовании болгарских переводов поэзии белорусских классиков мы попытались обосновать роль художественного перевода как определяющего носителя литературных контактов и взаимовлияний, а также включение переводимых произведений в национальный литературный процесс.

Рассматривая художественный перевод, в частности, болгарские переводы поэзии Я. Купалы, Я. Коласа и М. Богдановича в качестве проводника культурных и духовных ценностей, как факт глубокого уважения и любви к другой литературной и эстетической традиции, приведем некоторые высказывания болгарских переводчиков.

"Познакомившись с бессмертным творчеством Янки Купалы и Якуба Коласа, - пишет первый их переводчик на болгарский язык Младен Исаев, - я проникся чувством глубокого уважения к их поэзии" (Ісаеў 1982: 5).

"Когда перевожу Янку Купалу, я понимаю, как многодало мне близкое знакомство с белорусской культурой, - поделился своими мыслями поэт и переводчик Иван Давыдков. - Вечерами у окна своего дома вижу белорусскую березу, слышу, как в ее ветках кукует кукушка. Я говорю "добрый вечер" той тихой белой гостье, и в ответ слышу в шелесте ее листвы гомельские леса и цветущие нарочанские поляны" (Давыдкаў 1982: 10 - 11).

О своем открытии сущности белорусской классики поэт-переводчик Янко Димов говорит так: "Классика белорусской литературы Янку Купалу давно знают в Болгарии. Я читал ряд его стихотворений, которые произвели на меня сильное впечатление. Но, пожалуй, только теперь, когда сам попытался перевести его произведения, мне открылась истинная сущность (выделено мной - С.Р.) купаловской поэзии" (Димов 1982: 31).

Другой болгарский переводчик Христо Попов сравнивает свое открытие белорусских классиков с путешествием в неповторимый мир поэзии: "Так случилось, что почти в одно и то же время я открыл книги трех великих белорусских поэтов: Янки Купалы, Якуба Коласа и Максима Богдановича. Передо мной встал насколько новый, настолько и знакомый мир - мир белорусской поэзии, вобравшей в себя всю жизнь народа с его страданиями и мечтами, с вечной тоской о красоте и счастье. Мое путешествиев этот неповторимый мир началось недавно, и, дай Боже, закончится нескоро..." (Папоў 1982: 18).

"Прежде чем поехать в Беларусь, в места, связанные с Янкой Купалой, я познакомился с ним у нас, в Болгарии, - пишет Стефан Поптонев в своем эссе "Молодость столетников", прочитав статью "Янка Купала", опубликованную в еженедельной газете "Литературный голос" 1941 года (Паптонеў 1982а: 9). Но все же именно работа над переводами и личное знакомство с Беларусью сыграли огромную роль в его творческой биографии. В его переводах многие произведения Янки Купалы, Якуба Коласа, Максима Танка, Нила Гилевича, Рыгора Бородулина, Петруся Макаля, Анатолия Вертинского и др. впервые начинают звучать на болгарском языке.

Белорусским песнярам Стефан Поптонев посвящает несколько своих статей: "Перш чым паехаць на Беларусь" (1982а: 9-10), "Навучыўся я слоў беларускіх ад маці" (1982: 14), "Младостта на столетниците" ("Молодость столетников", 1982б: 233 - 242). Ему принадлежит первая болгарская книга, целиком посвященная Беларуси - "Беларусь - белая балада" (1971), поэтический сборник "Березы, я остаюсь вашим пленником" (1972), поэма "Белорусская осень" (1979). Болгарский писатель сумел проникнуть в мировосприятие близкого по духу ему славянского народа и, по его словам, "каким-то образомидентифицировать национальнуюсущность Белой Руси".

Новое тысячелетие для писателя Стефана Поптонева начинается новым дополненным изданием его первой белорусской книги " Беларус - бяла балада. Каквато я видях и преживях" (Поптонев 2000). Эта книга, выдержавшая несколько изданий и в Болгарии и в Беларуси, посвящена суверенной и древней державе Беларусь, новой и вечной Беларуси, - такой, "какой увидел и пережил" ее болгарский писатель С. Поптонев сегодня, в двадцать первом веке.

Повествуя о душе белорусского народа, о его стремлении к национальному возрождению, писатель размышляет о судьбе народа, близкого ему по исторической участи и народопсихологии. Поэтому судьба Болгарии переплетаются с рассказом о жизни Беларуси, что еще более усиливает эмоциональное воздействие его повествования, его раздумья о том, как он, болгарин, "увидел и пережил" своим сердцем Беларусь.

И это действительно так. Более тридцати лет он переживал и служил любимой Беларуси и сердцем и пером. В одной из последних, вышедших при жизни его книг "Обитель" (Поптонев 2003б) снова встречаемся с белорусской тематикой, так любимой болгарским писателем и благодаря ему - болгарским читателем.

"Обитель" С. Поптонева - ярчайшее подтверждение того, что он всегда пишет о том, что "увидел и пережил". Это - его исповедь. Редактор книги Григор Чернев справедливо называет книгу "мемуарными песнопениями", в которых одна баллада как бы переливается в другую, а когда затихает, начинает звучать третья, а после нее внезапно слышится первая.

Писатель не прячется от мирской суеты в своей Обители, как за стеной. Наоборот, именно в ней - в сокральности своей Обители хочет сохранить и переосмыслить самое дорогое. Здесь его рассуждения о Болгарии и о болгарах, о мире и глобальных проблемах современности, о предназначении и смысле человеческой жизни... Писатель как бы задает вопрос себе и всем нам: "Камо грядеши, Человек?"

Переосмысливая пережитое, все то, что его память воскресила через годы и расстояния, чтобы с новой силой вспыхнуть в художественной ткани его произведения, С. Поптонев не раз возвращается и к Беларуси, так как в его памяти, в его сердце для нее есть специальное место. Время, словно через сито, отсеивает самое ценное, сопоставляя его с сегодняшним днем, превращает его в художественные образы, ибо память писателя - его главный критерий значимости. Именно такое "осмысливание" пережитого, пропущенного через дистанцию времени, напоминает ему и четверостишие, эпиграф к книге "Беларусь - белая баллада" (2000), в которую вложил так много от себя самого":

За туй, дето мога -
благодаря на Бога.
Което не мога -
оставям на Бога.

Это четверостишие напоминает ему со своей стороны об одном письме, связанном с белой белоруской балладой, ставшей для писателя "непреходящим переживанием, родившимся в стране тысячи рек и озер".

Восемь лет это письмо оставалось неизвестным для С. Поптонева, как и для многих других. Его книга, которую он писал и дописывал всю жизнь, тогда была еще открытой. И Стефан Поптонев не мог обойти письмо фрау Аниты фон Кубе к белоруске Елене Мазаник, исполнившей смертный приговор ее мужу - карателю белорусского народа - немецкому генерал-губернатору, личному посланцу Гитлера в Белоруссии, превратившему ее в протекторат с названием Белорутения.

Письмо - молитва о прощении грехов человеческих через Иисуса Христа, написанное почти полвека спустя событий 1943 года. Письмо - благодарность за милость Божью. Цитируя его, писатель спрашивает: "Не молитва ли это, которую недавно отошедший двадцатый век должен был произнести, чтобы человечество вошло в двадцать первое столетие? Не должен ли был прошедший век на коленях произнести эту молитву перед трагедиями и великими открытиями и так, с очищением, перешагнуть в следующее столетие? " (Поптонев 2003б: 349).

С полным правом Стефан Поптонев считает, что это письмо написано не только для Елены Мазаник. Оно как бы адресовано всем людям земли, "даже мертвым, погибшим с двух сторон смертельной баррикадной линии". И ее супругу, тому самому генералу фон Кубе...

Рассуждениям над этим письмом - символом покаяния и молитвы - болгарский писатель приближается к последней странице своей книги, начиная воспринимать саму книгу и все свое творчество как письмо, "письмо" к тебе, к читателю, к самому себе. Сама книга С. Поптонева становится как бы письмом-откровением - своеобразным автопортретом писателя. Она - итоговое размышление по дороге к Обители, в которой есть заветной уголок душевного покоя и счастья для каждого, дошедшего до Нее. Откровение о человеческом пути к Катарсису, к Спасению. В своей "Обители", в своем заветном уголке души С. Поптонев остается "пленником белых берез", пленником - "белой баллады" Беларуси. Для него тема Беларуси не просто литературная тема, а клауза - о величии человеческого духа, спроецированного через судьбу белорусского народа.

Вот почему его дом и его дух озарены ликом "Великомудрого" Франциска Скарины - этим "глубинно-божественным безбрежием духа Белой Руси" (Поптонев 2000б: 16).

За свое тридцатилетнее служение Беларуси Стефан Поптонев, для которого по-особому Болгария и Беларусь были связанные и воспетые в 1998 году, он, первый среди болгар, был награжден медалям Франциска Скарины.

Своей любви к Беларуси болгарский поэт, писатель и публицист остался верным до конца своей жизни. Он делал все возможное, чтобы болгарский читатель открыл и прочувствовал величие и благородство духа белорусского народа. В 2003 году он составляет и издает при содействии Посольства Беларуси в Болгарии стихотворную антологию "Камбаните на съвестта. Български поети за Беларус" ("Колокола совести. Болгарские поэты о Беларуси").

Антология вобрала в себя откровения более 30 болгарских поэтов нескольких поколений: Атанаса Стоянова, Ангела Горанова, Андрея Германова, Георгия Константинова, Ивана Давыдкова, Евтима Евтимова, Найдена Вылчева, Стефана Поптонева, Матея Шопкина, Драгомира Шопова, Ижо Соколова, Лианы Даскаловой, Христо Попова, Зои Василевой, Пети Иордановой, Розы Тодоровой, Цветана Илиева и др. Написанные в разное время, по различным поводам, их стихи объединены одним чувством - любовью к Белой Руси и представляют собой своеобразный поэтический рассказ о судьбе и о душе белорусского народа, с одной стороны, а с другой - превращаются в символ болгарской благодарности и уважения к белорусскому народу, к его сыновьям, павшим в боях за свободу. Именно это и дает основание С. Поптоневу назвать ее "венцом нашей воскресшей Родины". Поэтическим "венцом", в котором светится пролитая кровь белорусских воинов, и "витают тени "витязей 54-го Минского полка, первого вступившего на свещовский берег Дуная" (Поптонев 2003в: 7).

Книга знакомит болгарского читателя с жизнью белорусов и этим "способствует сближению наших народов, выполняя, таким образом, в буквальном смысле слова, дипломатическую миссию, утверждая их дружбу" (Петров 2003: 3), и поэтому ее можно назвать своеобразным поэтическим мостом, связывающим наши славянские литературы и народы. На ее страницах живет многострадальная история и героическая судьба Беларуси.

Свое знакомство с историей и культурой белорусского народа болгарская поэтесса Петя Йорданова связывает с именем Янки Купалы ("Триптих за Янка Купала"):

Щастливо слънце е развяло
перчема си златисто-рус.
Горещи строфи на Купала
развеждат ме из Беларус....

Червено слънце се е спряло
Косата си да точи с брус.
С ръка посочи ми Купала:
- Това е мойта Беларус.

(Камбаните 2003: 81-83)

Поэзия Янки Купалы раскрывает П. Йордановой славную и трагическую судьбу народа и пробуждает любовь в сердце болгарской поэтессы к нежной белорусской заре, к птичьим одам. Ее душа и плачет и радуется, и благословляет. А своего поводыря, самого Купалу, она узнала, прочитав в переводе своих коллег поэтов-переводчиков с белорусского языка Н. Вылчева, Х. Попова и Я. Димова его вдохновленные любовью к Беларуси стихи. Вот как переводы оказывают свое непосредственное воздействие, оставляя след не только в душе читателя, но и в оригинальном творчестве поэтов.

Болгарский поэт Матей Шопкин воспринимает белорусских песняров так: "Янка Купала и Якуб Колас! (...) Два бессмертных - два крепких корня в земле Беларуси, две высокие вершины в духовном просторе белорусской нации, две неугасимые звезды на небосводе белорусской поэзии... Знаю, эти слова можно отнести и к другим великим поэтом. Но я говорю их о Янке Купале и Якубе Коласе с той любовью, с которой всегда думаю о братской Беларуси. Потому что они - первые и незаменимые "виновники" этой глубокой и сильной любви. Потому что через их великолепную поэзию я постигаю (выделено мною - С. Р.) таинственные черты белорусского характера..." (Шопкін 1982: 17).

Через поэзию Я. Купалы и Я. Коласа (в болгарских переводах) Матей Шопкин постиг и полюбил их родину, ее культуру, историю и "таинственные черты белорусского характера". Двадцать лет после того, как он поделился своими мыслями о белорусской поэзии, болгарский поэт М. Шопкин с той же "глубокой и сильной" любовью "мечтает" о Беларуси (стихотворение "Мечта", написанное в апреле 2002 года):

В живота ми -
объркан, тъжен, пуст,
една мечта сърцето ми опива:
мечтата да отида в Беларус,
тъй както при любима се отива.

Там може
в Беловежките гори
да слушам говора на тишината
и всичко покрай мене да искри
от бисерните очи на езерата...

О, знам: ако отида в Беларус
самият себе си ще преоткрия.

(Камбаните 2003: 61)

Встреча с Беларусью, как встреча с любимой, незабываемая и желанная для Матея Шопкина. Встреча с Беларусью нужна болгарскому поэту, как нужен "старинный храм", как нужно человеческой души причастие. Он мечтает о встрече с Беларусью, о встрече с ее поэтами, с божественным пламенем белорусской души и благоговейной тишиной Беловежской пущи.

Выход стихотворной антологии "Колокола совести. Болгарские поэты о Беларуси" подтверждает то, что процесс усвоения белорусской духовности и культуры в Болгарии развивается и обогащается. Доказательством является генезис восприятия белорусской поэзии в болгарской литературной среде.

Если в 1978 году, когда рождается первая книга о Беларуси Найдена Вылчева "Белоруска бреза" ("Белорусская береза") он пишет о Я. Купале и Я. Коласе как о "настоящих основоположниках и родоначальниках. Ни один раньше другого, ни один больше, а другой меньше. Оба - одновременно, одинаково" (Вълчев 1978: 105), то в предисловии к сборнику "Могъщият триптих" говорит о Я. Купале, Я. Коласе и М. Богдановиче как о "могучем триптихе белорусской словесности" (Могъщият 2002: 5).

Творчество Максима Богдановича приходит позднее к болгарскому читателю и значительно позднее обогащает его представления о начале начал белорусской поэзии, о том, что у истоков белорусской литературы начала ХХ века стоит ее "Святая троица" (определение, сделанное Симеоном Владимировым) - Янка Купала, Якуб Колас и Максим Богданович.

"Знакомясь с Белоруссией, изучая белорусскую литературу, - отмечает Н. Вылчев, - я открыл для себя большое ее сходствос нашей литературой, с болгарским национальным характером. Когда я переводил стихи Янки Купалы:

Смерць таму, хто хлеб астатні
У бедных выдзірае;
Смерць таму, хто на люд братні
Кайданы ўздзявае!

я почувствовал созвучие (выделено мной - С. P.) с поэзией большого болгарского поэта-революционера Христо Ботева" (Вылчев 1962в).

Развивая мысль Н. Вылчева дальше, нельзя не согласиться с тем, что поэзия Христо Ботева своим основным идейным пафосом действительно созвучна поэзии Янки Купалы. Примечательно также, на наш взгляд, диалектическая связь поэзии Христо Ботева, Янки Купалы, Якуба Коласа и Максима Богдановича с народно-песенными традициями обоих славянских народов.

О типологической близости творчества Янки Купалы с болгарскими поэтами (Христо Ботев, Иван Вазов, Христо Смирненский и Никола Вапцаров) пишет и академик Людмил Стоянов (Стоянов 1967: 7), и профессор Симеон Русакиев (Русакиев 1982: 107) и Румяна Евтимова (Эўцімава 1982: 13) и многие другие исследователи их творчества.

Именно историко-типологическая близость наших народов лежит в основе многолетнего и прочного интереса к белорусской классике в болгарской литературной среде. Поэтому правомерно искать в языковой, исторической и культурной общности наших народов, порождающей общность литературного развития, "эстетический ключ" к пониманию места и значения болгарских переводов белорусских классиков.

Хотя многогранная и полифоничная поэзия белорусских песняров чрезвычайно трудна для перевода, мы не на стороне французской концепции, согласно которой стихотворные переводы вообще дело безнадежное. И болгарские переводы не обошлись без утраты "чудодейственных свойств" поэзии (А. Далчев), но в целом они смогли донести до читательской аудитории философию и эстетику классиков Беларуси.

Горячая взволнованность, высокая идейно-художественная цельность белорусских произведений часто помогают скрашивать или делают незаметными переводческие неудачи, давая возможность болгарским читателям понять, почувствовать и оценить народный характер музы Янки Купалы, Якуба Коласа и Максима Богдановича. А это значит - болгарское воссоздание белорусской поэзии принадлежит "в одинаковой мере" как своим авторам, так и их переводчикам (А. Далчев).

Через переводы белорусская поэзия находит путь к сердцам болгарских читателей и раскрывает для них вместе с жизненной философией классиков Беларуси "таинственные черты белорусского характера". Все это дает нам право сказать, что каждый из болгар, кто так или иначе, соприкасался с белорусской поэзией, навсегда полюбил ее "многоцветную и многозвучную палитру" (С. Владимиров), навсегда остался "пленником" (С. Поптонев) ее волнующего, неповторимого, "исконно белорусского и общечеловеческого мира" (С. Русакиев). Каждое их слово о белорусских песнярах - это "путешествие" болгарина (Х. Попов) к душе белорусского народа, к "просторам Беларуси, исполненным трагизма и величия" (И. Давыдков).

При этом подходе представляется возможным обосновать действительное, реально-художественное присутствие белорусской литературы в болгарском общекультурном процессе. При рассмотрении проблемы художественного перевода как формы взаимосвязей литератур исключительно важным является вопрос их взаимного обогащения. Болгарские поэты-переводчики, учитывая не только ознакомительно-информационную, но и идейно-эстетическую и общекультурную функцию перевода, сумели "чужое вмиг почувствовать своим" (Фет) и сделать его частицей своего творчества. Приобщая родную литературу к достижениям мировой культуры, их переводы произведений Янки Купалы, Якуба Коласа и Максима Богдановича оказывают плодотворное влияние на ее развитие, обогащая ее художественные возможности.

Благодаря творческим удачам Андрея Германова, Ивана Давыдкова, Найдена Вылчева, Пырвана Стефанова, Христо Берберова, Стефана Поптонева, Христо Попова, Янко Димова и Зои Василевой поэзия классиков Беларуси, по словам Я. Купалы, "приносит свой дар" болгарской культуре и органически вливается в болгарскую поэтическую сокровищницу, занимая там достойное место.

© Роза Станкевич
=============================
© Електронно издателство LiterNet, 16.09.2005
Роза Станкевич. Янка Купала, Якуб Колас и Максим Богданович в Болгарии. Варна: LiterNet, 2005