Глава пятая.
Диалектика национального и интернационального

5.2. ОСОБЕННОСТИ ПЕРЕВОДА С БЕЛОРУССКОГО ЯЗЫКА НА БОЛГАРСКИЙ ЯЗЫК
(Обманчивая близость и различия)

Роза Станкевич

web | Янка Купала...

Текстуальное сопоставление болгарских переводов произведений Янки Купалы, Якуба Коласа и Максима Богдановича с подлинниками дает возможность выявить и некоторые общие особенности перевода с белорусского языка на болгарский язык.

Специфика художественного перевода с близкородственных славянских языков требует определенных ограничений, вызывает дополнительные трудности для переводчиков. Очень интересные рассуждения о специфике и своеобразии перевода с близкородственных языков находим в исследовании белорусского ученого Вячеслава Рагойшы (1980). Заслуживают внимания и высказывания поэтов, работающих в области перевода с близкородственных языков.

Болгарский поэт, первый переводчик Я. Купалы, М. Исаев делится своим опытом: "Нечеловечески трудно передать на болгарском языке четырехстопный ямбический стих или строфу Пушкина, или Блока, в которой с огромной выразительной силой синтезируется большая мысль или образ. Наши предлоги и членная форма удлиняют стих, и переводчик, чтобы спасти форму оригинала, вынужден пожертвовать чем-то, что-то сократить, чтобы уложиться в нужный размер" (Исаев 1977: 52-52).

Об этих трудностях пишет и белорусский поэт Анатолий Велюгин, который много переводил с русского и украинского: "Все же переводить с близких языков особенно трудно: попробуй сохранить вкус и запах слова, которое живет, замены не имея, живет самостоятельно, и каждый из нас, зная русский язык, видит и слышит это слово, - здесь уже не сделаешь вольного перевода, который с более далекого языка зачастую звучит чересчур свободно, и на котором всегда лежит отпечаток творческой манеры поэта-переводчика" (Велюгин, 1968).

При переводе с близких славянских языков, часто стремясь сохранить верность оригинала, следуя внешней похожести словаря и фразеологии, переводчик тянется к перерисованию конструкции. Как показывает практика, переводы с близкородственных языков не терпят "механических" переносов и объясняется это тем, что в новой языковой стихии слово получает новые оттенки. По меткому замечанию К. Чуковского, "стиль одного и того же слова даже в двух близких языках совершенно различен" (Чуковский 1964: 57).

Такую "специфическую трудность" в переводе с близких языков, как и "заманчивую близость", выделяет и Аркадий Кулешов (1947: 4). Довольно трудно преодолевать соблазн этой "гипнотизирующей" близости языков. В связи с этим Яков Хелемский, один из самых авторитетных русских переводчиков белорусской поэзии, признает, что, работая над переводами Я. Купалы с наибольшей остротой "возникает реальное ощущение непереводимости".

Рассуждая над экспрессивно-выразительной стороной белорусского языка, над той подчеркнутой "вещественностью" белорусского слова, Алесь Яскевич пишет: "На фонетическом уровне это поддержано тем, что в белорусской фонетике очень силен контраст твердости-мягкости звуков, в звуковой системе рельефнее выражены звуковые "выпуклости" и "впадины"; ударение несколько ослаблено по сравнению с русским. В русском языке оно звонче, оно энергично стягивает слово, редуцируя гласные в безударных позициях.

В белорусском же языке ударение равномернее распределено по слову, частично уходя в обертоны звучания; в белорусских словах, начиная уже с четырехсложных, появляется дополнительное ударение. Интонация белорусской речи в сравнении с русской кажется несколько замедленной и более равномерной. Даже на слух ощутимо, что одна и та же поэтическая строка с одинаковыми фонетическими параметрами и в одной и той же интонационной позиции в белорусском звучит продолжительнее, чем в русском" (Яскевич 1986: 470).

Интонация белорусской речи в сравнении с болгарской речью также, "несколько замедленная" и более "продолжительная". Учитывая это, лучшие болгарские переводчики старались находить эквиваленты замедленному белорусскому, более эпическому звучанию стиха.

Как правило, система пауз, периодов повышений и понижений голоса, смысловых ударений, ускорения и замедления темпа речи - система, которая организует наше эмоциональное восприятие, чаще всего остается за пределами достижимого. Но не надо забывать, что именно она имеет огромное значение, несет большую нагрузку в организации эмоционального восприятия и является активнейшим компонентом интонационного строения.

Соблюдая законы архитектоники, болгарским переводчикам приходится изменять не только словарный запас, не только грамматические формы оригинала, но и, воссоздавая ритм подлинника, идти путем дополнительной расстановки пауз. Таким образом они приближают звучание своего перевода к звучанию белорусских подлинников, в основном не нарушая границы дозволенного. Как правило, то, что вводится ими "от себя", не выходит за рамки идейно-образной целостности подлинника, и в то же время, удлиняя строку, достигает нужного звукового эквивалента.

К тому же, при переводе белорусской классики начала двадцатого века нельзя не учитывать ее национального своеобразия, ее феноменальности. Лучшие болгарские интерпретации убеждают нас в том, что переводчики глубоко проникли "в самую суть национального и социального своеобразия" белорусского народа, так же как и в неповторимое своеобразие индивидуально-творческой манеры переводимых поэтов. И внутренним своим зрением увидели то, что кроется за "полупрозрачной оболочкой", воссоздали внутренний свет белорусской классики.

Проведенный нами анализ показывает, что указанные особенности, к сожалению, не всегда учитывались при переводе белорусских поэтов, язык которых чрезвычайно своеобразен, что во многом усложняет работу переводчика. Стихия народного языка, естественно, врывается в произведения классиков Беларуси, находит себе обоснованное место в их поэтической фразе.

Сказанное выше в значительной мере подтверждает слова Н. Гилевича о том, что "не надо преувеличивать значение с какого, с близкого или нет, языка переводится, так как переводчик обязан знать язык, с которого переводит, независимо от того, близкий он или нет". Однако в этой же самой работе исследователь констатирует факт, что языковое родство "позволяет сохранить при переводе некоторые стихи дословно, и это, сознательно или нет, подталкивает переводчиков, обычно недостаточно подготовленных к буквализму, к механическому воспроизведению" (Гилевич 1979: 185).

В этой связи необходимо отметить, что при сопоставительном анализе болгарских переводов белорусской поэзии передача оригинала, сводящаяся к фонетико-морфологической "перестройке", создает ряд опасностей, связанных с межъязыковой омонимией, что порой приводит к искажению художественных образов. К тому же в распоряжении переводчиков нет не только белорусско-болгарского или болгаро-белорусского словаря омонимов, но даже нет соответствующих переводных словарей.

Внимания заслуживает анализ текстовых замен, трансформации и компенсации художественных образов оригинала. Функционально-стилистические расхождения, которые встречаются при текстуальном сопоставлении переводов произведений белорусских классиков на болгарский язык, относятся и к языковым, и к литературным традициям. Часто эмоциональная окраска одного и того же слова может в значительной степени варьироваться в близких славянских языках, то есть в белорусском и болгарском, и даже в одном и том же языке в зависимости от контекста, от стилистической подачи.

По мнению Н. Гилевича (переводчика около трехсот болгарских авторов), перевод с близкого языка имеет и свои "преимущества", так как "известные качества и свойства (морфологические, фонетические, синтаксические, словообразующие, фразеологические, интонационные и пр.) присущи в какой-то степени и языку оригинала, и языку перевода" (Гилевич 1979: 185).

Мы не раз убеждались, что от близости языков переводчикам не становится легче. При всем родстве белорусский язык имеет свои фразеологические обороты, своеобразные грамматические формы и, наконец, свою лексику - иными словами, обладает специфическими закономерностями. Интересные наблюдения по этому поводу находим у болгарского ученого Я. Бычварова (1976: 15-11).

На наш взгляд, близость родственных языков не спасает переводчиков от ошибок, а наоборот, заставляет их проявлять гибкость, искать новые поэтические ходы, чтобы передать своеобразие переводимого произведения. Художественный перевод всегда возможен и успешен только на границе творчества и исследования, что относится и к переводу с белорусского языка на болгарский язык.

"Перевод с языков, состоящих в наиболее тесной родственной близости, требует как никогда установления всех тончайших моментов их родства и различий", - пишет Алесь Яскевич (1983: 160). В близкородственных языках, как мы уже убедились, гипноз максимального сходства почти скрывает различия и переводческая неосмотрительность (когда учитывается родственность и игнорируются различия) приводит к иллюзорной облегченности, а она, со своей стороны - к досадным неудачам.

Заканчивая разговор о "качестве" болгарских переводов белорусской классики, следует еще раз подчеркнуть то, что, несмотря на множество трудностей, неизбежных и сложных с точки зрения "верности" (и фонетико-морфологических, и функционально-стилистических, и историко-бытовых), несмотря на некоторые отклонения (текстовые замены или трансформации художественных средств и образов оригинала), переводчики все-таки нашли путь к сердцам болгарских читателей.

В своих лучших достижениях переводческого мастерства Найден Вылчев, Христо Попов, Янко Димов и Зоя Василева выполнили труднейшие и почти взаимоисключающие друг друга требования: 1) перевод должен быть максимально близким к подлиннику; 2) восприятие перевода человеком иной культуры (болгарским читателем) должно быть максимально близким к восприятию оригинала человеком первоначальной (белорусской) культуры.

Произведения классиков Беларуси, звучащие в интерпретации, в аранжировке болгарских поэтов-переводчиков, получили другую литературную "прописку" и стали фактом другой национальной литературы благодаря творческим усилиям и мастерству своих новых истолкователей, оставаясь при этом произведениями своих авторов.

© Роза Станкевич
=============================
© Електронно издателство LiterNet, 16.09.2005
Роза Станкевич. Янка Купала, Якуб Колас и Максим Богданович в Болгарии. Варна: LiterNet, 2005